Цитаты Татьяна

Недаром пословица такая слывет, что Москва у всей России под горою: все в нее катится.

Катится по лесу Колобок, а навстречу ему Лиса. «Колобок, колобок, а я тебя съем!» — «Не советую. Я же не Колобок, а Ежик из Чернобыля.

… Случайно на улице, шла мимо. Девушка лет восемнадцати в мешковатом чёрном пальто, длинные русые волосы, кое-как подстриженная чёлка. Что-то нелепое в фигуре. И в манерах. Что-то категорически не совпадающее с реальностью, порывистое и ужасно трогательное.Она не видела меня, увлечённая своей книжкой или своими мечтами. Она смотрела куда-то серо-голубыми северными глазами, а я замерла в узнавании… Я так хорошо знала этот зачарованный рассеянный взгляд, эти обкусанные ногти, эти бедные разбитые туфли. Я всем нутром ощущала, как она талантлива и как несчастна. И я знала, что ещё долго-долго придётся ей быть талантливой – неизвестно, в чём, – и несчастной, а это уж слишком ясно, отчего.
Это женский мутант.
Это результат жестокого эксперимента по внедрению духа в природу.
Это женщина, которой досталась искорка творческого разума.
Это я.

Страх перед насмешками и осуждением людским ушёл вместе с другими человеческими свойствами, из которых более всего мне жаль чудесной способности любить на ровном месте. Она, эта способность, очень скрасила мне жизнь.

Я научилась жить среди равнодушия, без горячей заботы о себе, без подарков судьбы, в беспокойстве и раздражении постоянном. Когда меня оскорбляют, мне больно, но через два – три дня всё проходит. Женщины часто воспринимают триаду «деньги – слава – любовь» как возможную защиту от холода и боли (любовь тоже боль, но иного рода) – однако я выучилась жить и с холодом и с болью. Я терплю холод, как почтальон в старину, отправленный в дальнее поселение с важным письмом, я терплю боль, как терпит её человек с вылезшим гвоздём в ботинке, который ежеминутно терзает пятку, – и ботинок почему-то нельзя снять. Тем более что радость хоть не каждый день, как солнце на Севере, но согревает душу.
Пока что – всё терпимо. …

— Значит, ты не веришь в магию?
— Не верил, пока тебя не встретил… Твоя улыбка — вот настоящая магия.

Сколь вокруг благородных ни трись, а сама дворянкой не станешь.

Народ и власть это не одно целое, это два совершенно разных и антагонистичных друг другу организма.

Пока народ еще способен смеяться даже над самой черной своей бедой, значит, есть у него самосознание.

Страна у нас большая. Хороших людей много. Пропасть не дадут…

Но ведь должен же кто-то помочь? Неужели же нет никакой управы?

Мне часто кажется, что книги пишут люди… которые не любят меня и… всегда спорят со мной. Как будто они говорят мне: это лучше, чем ты думаешь, а вот это — хуже… <...> Дурное и тяжелое они изображают не так, как я его вижу… а как-то особенно… более крупно… в трагическом тоне. А хорошее — они выдумывают. Никто не объясняется в любви так, как об этом пишут! И жизнь совсем не трагична… она течет тихо, однообразно… как большая мутная река. А когда смотришь, как течет река, то глаза устают, делается скучно… голова тупеет, и даже не хочется подумать — зачем река течет?

Жизнь ломает людей без шума, без криков… без слез… незаметно…

— Что там, впереди?
— Все, что захочешь видеть!
— Да-а… нужно выдумать!
— Поверить нужно…
— Во что?
— В свою мечту.

Даже если погибнут тысячи невинных, это будет называться самозащитой.

— Мне, пожалуйста, кофе.
— Кофе нет.
— Тогда чай.
— Чай, к сожалению, тоже закончился!
— А что есть?
— Только вода! Туалет прямо по коридору…

Чудес не бывает, детка! Никакой принц в тебя, конечно же, не влюбится, через пару лет из миленькой девочки ты превратишься в несвежую девицу, и закончится всё тем, что завалит тебя соседский конюх на сеновале, обрюхатит, и родишь ты ещё одну такую же замарашку-неудачницу, обречённую на метлу и грязную тряпку. Никакого чуда, Золушка. И не проси о нём, не раздражай лишний раз окружающих, вынужденных развенчивать твои детские фантазии. Чудес не бывает — в твоём возрасте пора бы это знать.

Люди, которых понимаешь сразу, люди без остатка — неинтересны. Человек должен вмещать в себя, по возможности, всё, плюс — ещё нечто.

Не уважая других, вы не уважаете себя.