— Вот это хорошо! — воскликнул Турин. И вдруг замолчал, словно и сам ощутил, как сгущается тьма, и теперь боролся с гордыней, что не позволяла ему повернуть вспять. Долго сидел он так, горько размышляя о минувших годах.
Цитаты из книги «Дети Хурина»
Вот что я скажу тебе, владыка, в смертный мой час: хотя расстаёмся мы сейчас навсегда, и не увижу я вновь твоих белокаменных стен, от тебя и меня родится и взойдёт над миром новая звезда. Прощай!
Доблестная защита границ и могучие удары, пока враг не собрался с силой, — вот верная надежда на то, что долго пробудете вы вместе. И неужто тем, о ком ты говоришь, по сердцу малодушные трусы, что, схоронившись в лесах, охотятся на отбившуюся в стаи добычу, точно волки — по сердцу больше, нежели тот, кто надевает шлем и берёт в руки щит с гербом, и разгоняет врагов, пусть они превосходят число всё его воинство?
— Он исполнен гордыни, — промолвил Гвиндор.
— Но и милосердие ему не чуждо, — отозвалась Финдуилас. — Сердце его ещё не пробудилось, однако неизменно открыто для жалости, и отвергать её Турин во веки не станет. Может статься, что жалость — единственный ключ к его сердцу. Меня же он не жалеет. Он благоговеет предо мною, словно я — мать ему и притом королева.
— А что такое раб? — спросил Турин.
— Бывший человек, с которым обращаются, как со скотом, — отвечал Садор. — Кормят только того ради, чтобы нет сдох, не дают сдохнуть, чтоб работал, а работает он лишь из страха боли или смерти.
Суровым зовёшь ты себя, Турин. Воистину так оно и есть, если под словом этим подразумеваешь ты упрямство.
Дари щедрой рукой, но дари лишь своё.
Отец мой не знает страха, и я тоже бояться не стану; или по крайней мере бояться стану, но страха не выкажу.
Слеп ты, Моргот Бауглир, и вовеки не прозреть тебе, ибо видишь только тьму. Не понять тебе, что движет сердцами людей, а кабы и понял — так дать это не в твоих силах.
Ты растратил свою силу на себя самого; твоя собственная пустота поглотила её.
— Прекрасна Лалайт, как эльфийское дитя, да только, увы, век ей отпущен недолгий <...> И оттого, верно, кажется она ещё прекраснее — и ещё дороже.
Горе — что точило для сильного ума.
Честная рука и верное сердце могут и промахнуться; и такую беду выносить тяжелее, нежели козни врага.
Тот, кто глядит вперёд, в будущее, не может не понимать: мир не останется прежним.
Такова суть истинного дара — ибо дарить должно в ущерб себе.
Ты глядишь высоко, я же страшусь пасть низко.
— Худо поступил ты со мною, друг, выдав моё настоящее имя и призвав на меня судьбу мою, от которой тщусь я укрыться.
И ответил Гвиндор:
— Судьба заключена не в твоём имени, но в тебе самом.
Не только оружие наносит раны.
— Эльфы — народ прекрасный и дивный, и обладают они властью над сердцами людей. И однако ж думается мне порой, что лучше оно было бы, кабы нам с ними никогда не встречаться, а жить своей собственной немудрёной жизнью. Ибо древний народ сей владеет многовековой мудростью; горды они и стойки. В их свете меркнем мы — или сгораем слишком быстро, и бремя участи нашей тяжелее давит на плечи.
— Отец мой любит их великой любовью, — возразил Турин, — и не знает он радости вдали от них. Он говорит, мы научились у эльфов едва ли не всему, что знаем, и сделались выше и благороднее; а ещё он говорит, что люди, недавно пришедшие из-за гор, ничем не лучше орков.
— То правда, — отвечал Садор, — по крайней мере о некоторых из нас. Но подниматься вверх мучительно, а с высоты слишком легко сорваться в бездну.
Опасайся и жара, и холода своего сердца и научись терпению, коли сможешь.