Цитаты из книги «Собор Парижской Богоматери»

Я плюнул в лицо своему богу! Все для тебя чаровница! Чтобы быть достойным твоего ада!

Девушка, которая любит смеяться, на пути к слезам.

Болтовня влюбленных — вещь довольно банальная.

Все они были одинаково красивы и потому сражались равным оружием, любая из них могла одержать победу.

Женское имя должно быть приятным, сладостным, неземным; оно должно оканчиваться на долгие гласные и походить на слова благословения.

Это была одна из тех нескладно скроенных голов, где разуму так же привольно, как пламени под гасильником.

Больше часа, не пошевельнувшись, просидел он так, пристально глядя на опустевшую келью, мрачнее и задумчевее матери, сидящей между опустевшей колыбелью и гробиком своего дитяти.

Гнев людей, подобных Фебу, похожа на молочный суп: одной капли холодной воды достаточно, чтобы прекратить его кипение.

— Каким же надо быть, чтобы вам понравиться?
— Надо быть мужчиной.

Подобно греку, у которого было столько же богов, сколько источников в его стане, или персу, у которого было столько же голов, сколько он видел звезд на небе, — француз насчитывает столько же королей, сколько замечает виселиц!

На ней горели костры, а вокруг костров кишели странные кучки людей.

Если тебе необходимо поханжить, то у нас есть среди другого хлама отличный каменный бог-отец, которого мы украли в церкви Сан-Пьер-о-Беф. В твоём распоряжении четыре минуты, чтобы навязать ему свою душу.

Звук человеческого голоса — это музыка для человеческого слуха.

Открывая своё серде ветрам, следуя лишь одному закону — влечениям природы, дозволяя страстям разливаться по руслам своих наклонностей, Жеан, не понимал, не мог себе представить, с какой яростью бродит и кипит море человеческих страстей, когда ему некуда излиться, как оно переполняется, как вздувается, как рвется из берегов, как размывает сердце, как разражается внутренними рыданиями в безмолвных судорожных усилиях, пока, наконец, не прорвёт свою плотину и не разворотит свое ложе.

Ибо любовь подобна дереву: она растет сама собой, глубоко запуская в нас корни, и нередко продолжает зеленеть даже в опустошенном сердце.
И, что необъяснимо, слепая страсть — самая упорная. Она всего сильнее, когда она безрассудна.

Именно плоть всегда губит душу.

Как жесток переход от ученических мечтаний к будням.

— Кто вы?
— Священник.
— Вы готовы?
— К чему?
— К смерти?
— Скоро ли это будет? — спросила она.
— Завтра.
— О, как долго ждать! — пробормотала она. — Что им стоило сделать это сегодня?

В этом городе, как в пандемониуме, казалось, стерлись все видовые и расовые границы.

Он цеплялся за жизнь. Быть может, за ней он действительно видел ад.