Россия не готова к войне.
— А что тут удивительного? Разве Россия когда-либо была к чему-либо готова? Это же ведь естественное её состояние — быть постоянно неготовой.
Цитаты из книги «Моонзунд»
… У людей, которые воюют, нервы всегда на взводе. Можно быть героем в сражении, но потом станешь психовать из-за того, что тебе в миске с супом попался чей-то волос…
— Я уже не думаю, как бы мне хорошо прожить. С некоторых пор я стал больше заботиться — как бы мне хорошо помереть…
И, шагая по палубе, Артеньев думал, что хорошо бы и ему сменить стоянку, дабы с души безболезненно, как с корабля, отпали давние наросты обид, тревог и сомнений…
— Все это — высокие слова. А мы кормимся делом…
Россия — это такая страна, которой можно нанести поражение, но которую нельзя победить!
… Кстати, каков номер вашего героического корыта?
— Тринадцатый, с вашего позволения.
— Счастливчики! А сколько приняли мин к поставке?
— Тринадцать.
— Везунчики! А сколько человек в команде?
Прапорщик чуть не заплакал:
— Увы, без меня — тринадцать…
— С таким номером не пропадете, — сообщил в утешение. — А сумма отрицательных показателей в народном суеверии всегда приносит положительный результат…
— Война — это как покер: у кого нервы сильнее, тот выиграл!
… По-моему, заметил Артемьев, — грех заключается в другом — в измене отечеству!
— Я молчу. Дело ваше. Офицерское. Благородное…
— Я… боюсь, — признался механик.
— Боязнь своих подчиненных это такая болезнь, которую лечат отстранением от службы. Не вылечишься — спишут!
— Поздно… разбирайте револьверы!
— Нет! — вскрикнул он [мичман Карпенко], подбежав к барону.
— Что значит «нет»? — набросился на него страшой. — На ваших плечах, мичман, погоны, а не ангельские крылышки?
— Нет! — твердо проговорил Карпенко. — Я говорю вам НЕТ, ибо нечестно проливать русскую кровь на палубе русского корабля. Она должна быть пролита лишь в битве с врагами.
Корабельные судьбы — иногда как людские. Их можно изучать. Они достойны монографий.
В самом деле, каково лететь вниз головой в пропасть кипящей воды, распластывания полы шинели, и вода тут же обнимает тебя властно и жестоко, а последний проблеск сознания отметит, что сейчас мимо тебя, мимо твоей судьбы проходит корабль, уже не твой, внешне безучастный к твоей гибели…
В маленьком коллективе трудно скрыть свои слабости. Это не линкор, где человек теряется, словно прохожий на Невском. Тут любой подлец заявит о себе, что он подлец…
Долг, честь, присяга — это ведь не пустые слова!
Нельзя их закидывать под лавку…
На крейсерах волнения перешли в бурные взрывы патриотических ликований. Там кричали «ура России» — и даже качали офицеров. Они взлетали на матросских руках, с высоты палуб виделся им рейд, молчаливые остовы дредноутов, на которых офицеров никто не качал. Там их убивали, там штыками загоняли их в норы казематов.
— Скажи, Клара… как тебя зовут?
— Называй как угодно. Все равно ошибешься…
Чувство золотой середины дается не каждому, нужен для этого талант. А бездарные актеры всегда переигрывают.
— А если затронута честь России?
— Сейчас им на это плевать с фок-мачты…
Движение людской реки многолико и однолико, многоголосо и одноголосо. У демонстрации нет героя — здесь один герой. Это сама демонстрация…