Цитаты из книги «Валькирия (Тот, кого я всегда жду)»

Вождей редко донимает корысть, я имею в виду — настоящих вождей. Им достаётся главное: честь.

Наверное, у старого сакса лежали одинаковые шрамы на сердце и на лице. Теперь их можно было тихонько погладить. Он не лгал, он, конечно, давно простил девку, шарахнувшуюся от его слепого лица. Но что бы он ни говорил, я знала истину: она его не любила. Замуж хотела. За мужа. Как все. Не был Хаген для неё тем единственным, кого ради не жалко пойти босой ногой по огню, а уж поводырём сделаться — праздник желанный… Оттого и не подбежала к ослепшему, не захотела губить красы за калекой.

Я была у неё то мала, то стара, смотря за что меня надо было бранить.

Я от рода отказывалась — или род от меня, как тогда перед варягами? Я кривым сучком была — или всё дерево криво росло?

Со всех сторон хорош воин, откуда ни погляди. Он и надёжа, верный защитник, мужчина среди мужчин. <...> За воинами стоят суровые Боги. Как скалы, растущие к небу из спокойной чёрной воды. Посмотришь, и дух зайдётся от страха, а не отвести глаз! Воины дарят себя Перуну, хозяину молний, на них пребывает грозная благодать. Бой для них — не простая сшибка из-за добычи, это — служение. И жертва, если понадобится…

Это только в басни всё просто — лежала, до света очей смежить не могла, лоб леденел, щёки горели… или наоборот. Я — не то, про меня басни не скажут. Я повернулась к костру озябшей спиной и снова заснула.

Он ведь жить стал не потому, что Хаген лечил и мы с Яруном сидели, а только ради вождя, сказавшего — этот воин мне нужен. Я вздохнула. Может, и правильно. Мне вот, бескрылой, никто такого не скажет. Я никому не нужна так, чтобы не могли обойтись.

У Славомира солнце было в глазах. Светел весь, как речная струя над чистым песком. Брат вождю, а сколь непохож. На того солнышко совсем не светило. Омуты были в нём, тёмные омуты. И студенцы, плещущие со дна.

Если бы он вдруг сказал мне: готовься! поход будет завтра! — я не спала бы ночь, думая о жестоких врагах, о собственной трусости, о тяжёлом весле и о том, надо ли так упорно лезть, куда меня не пускают… Но позволять, чтобы вновь обнесли из-за косы на затылке?.. До каких же пор буду брать с бою всё, что другим давалось в подарок?

Вожди горды и грозны, а ведь им и самим бывает, поди, холодно и одиноко.

Не таких, как я, гнули, смирят и меня.

О грозе хорошо рассуждать тихим вечером, а лучше всего зимой у печи. Но не в бурю, когда разражается над головой то ли свадебный пир, то ли смертная битва, а ты только ждёшь, чтобы пала на виноватую голову десница гневного Бога.

Тот, кого я всегда жду, все плутал где-то, не торопился ко мне.

Побратим терпеливо ждал, пока я выплачусь. Кто-кто, а он хорошо знал — в одиночестве нельзя заглядывать в темноту.

Семь годов ждут зиму по лету, другие семь — наоборот.

Торной тропкой и легче оно и много бесстрашней. И пальцем в тебя не тычет никто.

Доброй души на торгу не прикупишь.

Что ковырять коровью лепёшку, перешагнуть её или с дороги убрать.

Я не побегу никуда. И звать не стану. Глупости всё. Мечты. Не отзовётся никто, кричи ни кричи.

Все мужья спрашивают с жены сыновей, а сами баловать дочек рады-радешеньки. А уж деды внучек — втройне.