141 красивая цитата про журналистику

Была очень серьёзная кампания по моей дискредитации. Мы выдержали. И в результате те либеральные журналисты, которые питались от ФСБэшников и выполняли их команды, обосрались. Это очень хорошо, мне это нравится.

Я эффективней российских либералов, я более опытный, чем они, я более интеллектуальный, чем они. Вот вы меня слушаете уже который год, так послушайте их 20 минут, может быть полтора часа и на этом все знания их закончатся, но при этом они — интеллигенция, а Мальцев — гопник. Вот уникальная совершенно ситуация: я годами могу рассказывать о об истории Англии, Франции, Римской Империи, Египте, России, рассказывать о теории государства и права, а они — интеллигенция, с нулевыми знаниями, а Мальцев — быдлак. Потрясающая ситуация.

Мат не делает тебя журналистом.

Предпочитаю общение с людьми, а не с журналистами.

Плох тот журналист, который не чувствует изменения общественных настроений в стране.

Качественная журналистика не умерла. Она сменила формы и ушла с блогосферу. Там полная свобода слова и диалог автора и читателя. Там жестче критерии доверия к автору.

Понятия «писатель», «журналист» все чаще заменяются словом «автор». Изменился запрос. Люди читают не меньше, но хотят, чтобы было короче. Не книги и не статьи, а тексты. В которых есть позиция, цепляющие суждения и яркая эмоциональная окраска.

Эмоции журналиста говорят иногда красноречивей слов.

Предоставлять двум сторонам возможность высказаться — это и есть журналистика.

Как-то рассказал одной журналистке, что у меня была сестра – Поля Абдулова. Уехала Поля на Запад и стала знаменитой. Теперь ее Пола Абдул зовут. Поделился я с журналисткой на условиях секретности – на следующий день все было в газете.

Гоняться за всевозможными слухами — это и значит быть журналистом.

Мы полагаем, что есть только один способ защитить себя от игр и манипуляций — осведомлённость. Истинная сила заключена в знании. Способность вовремя распознать тревожные признаки может сохранить целую страну от завтрашнего хаоса. Это относится к каждому из нас, так как сегодня война приходит не только с танками и бомбами, она приходит с манипулятивными СМИ, с журналистикой, которая лжёт, скрывает и извращает факты. Которая больше ориентирована на производство новостей, чем на их освещение.

Думаю, похоже, скоро журналистам будут давать медаль за «Неосвещение нежелательных событий!»

Крайний срок — завтра. Нужно 8 тысяч слов. Пригодных для печати слов. Я до сих пор помню ту статью, которую ты накатал, когда Зверь выиграл выборы. Я не хочу видеть слово «Блядь!», напечатанное 8 тысяч раз подряд.

Газета «Образцовый лжец»! Прошу ответить на два вопроса! Не могли бы вы нам объяснить, почему ничего не случилось?

Цель оправдывает средства. Особенно средства массовой информации.

Журналистика — это ремесло. Я не творец, я ремесленник с элементами творчества. И если это я понимаю, то тогда у меня нет комплекса по поводу того, что после меня останется. У меня комплекс — то, что я делаю в данный момент, но комплекс хороший, я должен делать хорошие вещи на данном этапе.

Почему я люблю прямой эфир? Потому что это жизнь. Потому что те вопросы, которые задаются, потом не вырежешь глаза человека, потому что ты не соврёшь в камеру. Камера раздевает. И самое интересное зрителям смотреть, как там [в глазах] что-то забегало. Что там в глазах? Есть жизнь, нет жизни? Будет врать, не будет врать?

Юрий Дудь часто даёт журналистские лекции. И там в лекциях он говорит, что журналистика в России мертва, но своей работой он доказывает, что она жива. Жива и просит об эвтаназии.

— Все наши спецслужбы согласны с тем, что Путин манипулировал выборами, чтобы Трамп стал президентом.
— И как же он это сделал?
— Да откуда мне знать? Вы должны это лучше знать, чем я! Какие-то русские хакеры взломали сервер демократической партии, опубликовали электронные письма в тот момент, который был неподходящим для Хиллари Клинтон. Всё очень просто!
<...>
— Русский виноват! Но этому же нет никаких доказательств.
— Конечно же, они есть, у наших спецслужб.
— Вот как, а вы их видели?
— Нет, нам сказали, что нам нельзя их видеть, потому что тогда бы мы узнали, откуда их получили.
— А вы знаете, как это называется? Когда веришь в то, что не видишь? Даю подсказку: это не журналистика.